В 1980 году, в ответ на вопрос: «Кого бы вы посоветовали читать молодым поэтам?», Иосиф Бродский, обозревая различные национальные литературы Европы, назвал пять имен очень хорошо известных итальянских поэтов, а затем прибавил: «Есть еще такая странная личность Сандро Пенна, которого фактически не существует на английском».
Бродский пояснил свой выбор так: «Причина, по которой я рекомендую итальянцев, заключается в их уровне интеллектуальной деятельности, утонченности. Они очень культурны благодаря своему образованию, солидному европейскому образованию. Но помимо того, что они действительно знают латынь и древнегреческий, помимо ренессансной фактуры того, что их реально окружает, помимо всего этого есть еще близкие отношения с искусственностью, близкие отношения с колоннами, которые встречаются так же часто, как деревья. В результате такого положения искусственное рассматривают как естественное и наоборот».
«Классическое» образование Сандро Пенны (1906-1976) — это бухгалтерские курсы, а о «близких отношениях с колоннами» можно судить по единственному месту из наследия Пенны, где упоминается искусство Возрождения:
О, одинокий возле фонтанов любитель болтаться!
Поэтическая нагота рекрутов-новобранцев
в сердце твоем, бывало, сильнее горела,
чем Боттичеллиева Венера.
Нигде в его стихах мы не увидим ни древних памятников Рима, ни упоминаний, например, о Франциске Ассизском и Перуджино, которым поэт приходится земляком. Нигде ни следа той Италии, что известна туристу, эстету или католическому паломнику.
Когда я болен, я брожу среди толпы
предместья. Но зимы сырая серость
печальным делает меня и одиноким.
Волнами жарко всходит над асфальтом дух
квасной и пьяный из подвального спортзала,
где молодое, голое зверье крушит
воображаемых врагов, оттуда, снизу
отрывисто дыша.
Стою, и старый нищий смотрит
со мной на это всё без ностальгии.
Привычный и любимый антураж поэта — это рабочие предместья Рима, описываемые им так, будто это Люберцы или Капотня. Безликая улица, шоссе, набережная, молодежная спортплощадка; всё совершенно рядовое; здесь ничто даже отдаленно не вызывает возвышенных ассоциаций.
Пенну с любовью читают совершенно разные люди, а восхищаются им поэты, решительно на него не похожие. И парадоксальным образом, сквозь невзрачные декорации его стихов, угадывается и еще сильнее отпечатлевается в сердце ни с чем несравнимая красота Рима и Италии.